Thank you. ‘우리’가 돼 줘서

Название:Прихоть.
Статус: Закончено.
Авторы: +Aia, D-I-E
Персонажи: Чанмин, Кюхен.
Пейринг: Кюмин.
Рейтинг: NC-17
Жанр: ПВА (с)
Примечание: Трава наша, наше АУ, ООС, а мальчики не наши. Авторы не претендуют ни на героев, ни на достоверность, ни на адекватность своих фантазий.
48 листов. Действие девятое. Ноль.
Читать, если не страшно.
Двенадцать цифр на кодовом замке, тринадцать этажей, четырнадцать ступенек в каждом пролете. Лифт не работает уже неделю, но это не мешает звонку в дверь трезвонить каждые несколько часов. Особенно по ночам.
Иногда Кюхен не открывает вовсе, когда видит, что посетитель за дверью уже еле стоит на ногах, после марафона до нужной двери. Они приползают в любом состоянии, всегда к нему, все они, эти чертовы дети, с дрожащими пальцами, сутулыми спинами, смятыми купюрами и хриплыми голосами.
Кюхена уже ничем не удивишь, вот недавно, вчера еще, он перешагивал через одного такого с утра, не дождавшегося, когда же дверь откроется. А по пути вниз, набирал номер скорой, просто сама заботливость, конечно же, отпихнув тело от своих дверей на площадке. А после, уже на улице с отвращением вытирая ботинки.
С виду он - приличный молодой человек. Улыбчивый, добрый к соседке справа. Та, кажется, не особенно здорова психически, у нее свои тараканы и на кухне и в голове. И ей плевать, как часто распахивается дверь улыбчивого мальчика, что помогает ей носить сумки с продуктами, когда вновь ломается лифт.
- Ну, заходи. - сегодняшнему посетителю, после полуночи, он открывает и смотрит на него, долго и внимательно, пропускает в коридор и ухмыляется. - Что нужно?...
Чанмин был тут всего пару раз, но, судя по всему, хозяин квартиры его запомнил. Его трудно не запомнить.
Его лицо улыбается с каждого угла этого чертового города.
- Мне нужно… - начинает он и замирает, проводя дрожащей рукой по губам.
Он бы и не пришел, но. Всегда есть это «Но», когда дело касается недешевой прихоти.
Да, сперва - прихоти, теперь жажды.
Его уже вырвало между третьим и четвертым этажами прямо на лестничный пролет и это не хуже любимой, нужной прихоти заставляет говорить дальше.
- В долг...
В этом тоже есть ирония. Он также узнаваем, как и беден сейчас.
Любимый менеджер, чтоб он сдох, закрыл доступ к счетам и кормушке с любимой блажью. Он думает, что сможет контролировать его. Он ошибается, всего полгода до совершеннолетия, всего полгода, за которые он хочет выжать из Чанмина максимум, всего полгода, чтобы научить послушанию и продолжить доить популярность парня в будущем. Нет. Чанмин так не согласен.
- Банни! - Кюхен смеется, не скрываясь, обращаясь к любимейшему на планете существу - своему огромному черному догу, что сидит у порога в спальню и гипнотизирует гостя таким взглядом, словно сам еще не придумал, стоит ли жрать такую гадость. - Банни, ты слышал? В долг!
Он так веселится, что подкидывает вверх ключи, брелок в форме какого-то пушистого нечто описывает дугу, и связка звонко приземляется на раскрытой ладони Кюхена.
Рука тут же сжимается в кулак, а смех сменяется тоном, полным презрения.
- Я не Мать Тереза, беднякам лакомства не раздаю. Хочешь - платишь. Забираешь и уходишь. Все просто. Эти правила я тебе уже объяснял.
- Тогда это…
Чанмин задирает рукав и демонстрирует часы на своем запястье, он прекрасно понимает, что эту пропажу заметят, также как и то, что часы стоят гораздо дороже желаемого.
Но ему наплевать.
И на гравировку с внутренней стороны:"Любимому сыну", и на их стоимость.
- Это Бреге, не подделка...
Мин не желает этого, но в его голосе среди заносчивых ноток проскальзывает просьба. И он ненавидит себя за это, так же как за оправдания, и за всю свою жизнь.
- Ты же знаешь, я не врал и раньше.
- Ты всерьез считаешь, что я это приму и буду потом загонять на черном рынке?
Кюхен снова смеется. Его смех, как и позвякивающие ключи должны раздражать этого парня. Он выше его, но из-за сутулости и ломки, кажется совсем ничтожным.
- Я сделаю все, что скажешь. Что, если не деньги. Услуга? Любая, я многих знаю...
Чанмин уже не может сдерживаться и говорит отрывочными звуками. Опирается ладонью о стену, удерживая себя на ногах.
Боль медленно, но верно становится все навязчивее, невыносимее, также как ухмылка этого парня, у которого есть все, что нужно сейчас Чанмину.
Но он не хочет просить, он не может.
Он Шим Чанмин, он попросту не просит! Никогда!
- Черт возьми! Что ты хочешь? - эта вспышка гнева встает комом в горле и белым пятном перед глазами.
Смех хозяина квартиры еще сильнее режет по нервам, а запах дорогого одеколона заставляет ком расти.
Кюхен по праву считает себя фантастическим везунчиком по жизни. Он занимается таким грязным делом, но еще ни разу никуда серьезно не вляпался.
Он хранит в отдельной комнате килограммы чистой дряни, но никогда даже не мечтал пробовать.
Этот бизнес остался ему от бывшего любовника. Он продолжает вести его во имя этого человека, и ему плевать, что тот умер от передоза. Он мнит себя мстителем за его смерть. И мстит почему-то этим, дрожащим, просящим и почти раздавленным и без его непосредственного участия.
Но сейчас - он ощущает всплеск адреналина в кровь - настает момент, когда фортуна улыбается ему во все свои тридцать два. Этого парня, он конечно, видел. В журналах, на плакатах, даже пару раз по телевизору. Именно такие ему и нравились, всегда.
Именно таким был его чертов Шик, у них даже созвучны имена. Только Шик был старше. И как-то хищнее, что ли.
Именно то, что Кюхен всегда хотел видеть в том человеке, он видел в рекламе каких-то пафосных галстуков. Огромные глаза, длиннющие ноги, тонкие руки с картой вен.
Только тот Чанмин выглядел привлекательней. И когда заявился к нему первый раз, Кю даже особенно не язвил, настолько охренел от личности визитера.
Теперь он смотрит на него с триумфом в глазах и понять не может, стоит ли оно того.
Но фортуна улыбается, Кюхена это подзадоривает. И он произносит:
- Отсосешь мне.
Чанмин беззвучно смеется на такое заявление, закашливается и сотрясается, пока дыхание не приходит в норму. Его улыбка сумасшедшая. Он понимает такой язык. Обмен. Ты мне - я тебе.
И в мире, где он вырос, минет не был чем-то необычным.
Его радует, как оказывается, их миры похожи. Та же знакомая грязь, поэтому так легко кивнуть в ответ. Все так просто.
- Сперва дай мне... прийти в норму. - он не лукавит.
Легкость и грезы давно стали его нормой. То, чем восхищаются фанатки, когда видят этот туман в его глазах.
Сейчас тумана нет. Есть жажда и дикий блеск, за которыми и сам Чанмин уже мало что может разглядеть.
- Банни, место. - командует хозяин квартиры и послушный дог поднимается на все четыре лапы, царственно уходя в свой любимый уголок. - На щедрость не рассчитывай. - заявляет уже Чанмину и скрывается за одной из дверей в коридоре. - Ванная там. - кивает дальше. - У тебя пять минут.
Он протягивает парню пакетик с жалким количеством белых пластинок.
- Остальное заработаешь. Жду тебя в комнате.
Банни, положив морду на лапы, лежит и думает, с каких это пор гости хозяина проходят куда-то дальше коридора?
Кю улыбается собаке:
- Не волнуйся. Я просто тоже хочу кайфануть. - когда Чанмин рекламировал зубную пасту, еще тогда Кюхен оценил его рот.
- Мой дорогой… - Чанмин улыбается, заправляет кристаллы крэка в трубку, нагревает, а потом вдыхает долгожданную прихоть. - Мм... дорогой, мой дорогой.
Он шепчет, как одержимый и опаздывает, выходит из ванны минут через семь.
Его осанка снова идеальна, а улыбка, словно с обложки журнала.
Он видит Кюхена на диване и не может сдержать смех.
Это не издевка, просто Чанмину хочется смеяться, даже когда он опускается перед ним на колени, он не собирается обманывать и терять такой источник удовлетворения своей жажды.
- Ты уверен? - весело интересуется он. - У тебя не стоит...
Ему снова смешно, смешно расстегивать брюки на этом парне, молния так потрясающе вжикает и нет боли. Голова ясная и Чанмин даже благодарен. Поэтому берет мягкий член в рот и начинает сосать, словно ему нравится.
- Эй, прыткий!
Кюхен шипит сквозь плотно сжатые зубы, хватает парня за волосы бессовестно сильно. Какая тут совесть с этими торчками, пусть и дюже симпатичными.
- Притормози!
И буквально оттаскивая от своего члена, сует ему под нос упаковку с презервативом.
- Я бы кончил тебе в рот. Но брезгую, знаешь ли. – скалится.
Чанмин скалится в ответ.
- Просто ты хочешь, чтобы это было дольше.
Он смеет дерзить. Ему хорошо и даже боль в затылке не может испортить этого.
Презерватив он одевает на Кюхена руками, а потом снова берет его член в рот.
Вкус латекса довольно привычен, да и Чанмина сейчас больше занимает то, как колени затекают, а член все глубже оказывается в горле.
Хочется удержаться за что-то, но колени Кюхена он не трогает, предпочитает край дивана между его ног.
Кю тоже больше его не касается, отпускает волосы и по-королевски раскидывает руки на диванной спинке, прикрывает глаза, шумно вдыхает и медленно выдыхает, пытаясь расслабиться. Перед глазами четко встает Шик.
Кюхен снова шипит, Банни вскидывает голову, обеспокоенно уставившись на хозяина.
По Чанмину буквально прокатывается это шипение, он поднимает на Кюхена взгляд и изучает линию подбородка.
Затем, будто раздумывая, кладет ладонь на внутреннюю сторону его бедра. Ведет вдоль шва ногтями. Он не понимает, хочет ли привлечь внимание или заставить парня кончить быстрее. Кю сдавленно стонет, скорее даже не от того, что чувствует, а видит, на обратной стороне век… Как кино, кошмарное кино, даже не призрак, просто воспоминание, ожившее и улыбающееся, как недавно, казалось, улыбалась Госпожа Удача.
Кюхену в какой-то момент кажется, что все это зря, что для него всего этого слишком. Этот парень - первый, кто касается его, даже пускай через латекс, но для Кю это все равно - слишком.
Он не может оставаться надменно холодным сейчас и делать вид, что ему все равно.
У него свой крэк, он не вмазывался уже очень давно.
Пять лет, если быть точным.
А ведь, когда Шик был жив и еще не совсем сторчался, они занимались этим каждую ночь. От него несло и коксом и коноплей. И Кю, никогда не пробовавший даже сигарет, тащился от этого запаха. И, как ни странно, обожал, когда его любовник под кокаином.
Небольшие часы на книжной полке тикают, отсчитывают второй десяток минут. Собака порыкивает, будто раздумывает, стоит ли защищать хозяина.
И Чанмин считывает все это, погружаясь в окружающие звуки, которые сейчас становятся частью происходящего вместе со стонами Кюхена и его запахом.
Чанмин словно уплывает, окутываемый этим. Вокруг него образуется кокон, яркий, переливающийся, кружащийся. Хотелось бы попросить его остановиться…
И Мин стонет, глубоко забирая член Кюхена в горло.
Он не стремиться доставить вибрацией от голосовых связок дополнительное удовольствие.
Ему просто нужно еще. Действие волшебных кристаллов заканчивается, их было очень мало. Чанмина начинает трясти. Он пытается уцепиться за состояние, что покидает его без прощальных речей.
А Кюхен больше не может этого выносить - он распахивает глаза, с жадностью глотает порцию воздуха. Сжимая зубы, чтобы слишком сладко не застонать, кончает, делает звуковую реакцию рычанием, в унисон с собачьей.
Банни никогда не нападет без команды. А такие звуки командой все же не считаются.
Кю снова дергает Чанмина за волосы и ненавидит презервативы всей душой. Несмотря на брезгливость, он бы сейчас полюбовался на рот этого парня в сперме.
Перед глазами Чанмина двоится. Он морщится скорее не от боли, когда его волосы в очередной раз тянут, а от рывка, который добавляет головокружения. Тут же мелькает шальная мысль - подстричься, а потом следом спросить, почему Кюхен так на него смотрит.
Но он лишь говорит:
- Мне нужно еще.
Кюхен встает с дивана, молча уходит из комнаты, стягивает по дороге презерватив, придерживая штаны, застегивается, уходит за дозой.
Он не обещал быть щедрым и не является им. Вернувшись, в руку Чанмина он кладет пакетик раза в три больше первого. Ничтожно мало.
Парень вытирает рот ладонью, стирает слюну, наблюдает за Кюхеном, а потом зло щурится на этот пакетик.
- Это все? - он даже не то, чтобы уточняет, скорее - хочет показать, что думает о таком количестве своей единственной прихоти. – Хочешь, чтобы я отсасывал тебе раз в пару дней? - он фыркает.
На большее пакетика и правда не хватит.
- Либо найди денег на следующий раз, либо... Придется целую ночь работать и не только ртом. - Кю произносит это раньше, чем окончательно решается.
Но он же тоже наркоман. И как держался все эти годы - одному Банни известно.
Чанмин рывком поднимается с пола, подхватывает пакетик и прячет его в карман, он хочет уйти отсюда, пока его не скрутил новый приступ.
- Я вернусь.
Это не обещание, это простая правда, которую они оба знают.
Не известно только, на каких условиях Чанмин вернется.
А сам Мин не хочет ни думать, ни понимать, слишком дорого ему обойдутся такие полезные знакомства, или напротив - в дешевку.
Даже позже, когда последняя порция кайфа попадает в мозг, а его освещают вспышки фотокамер, он не думает об этом.
Только об одном. Где достать еще?
И по всему выходит - без денег, только в одном месте.
читать дальше
не нада Минни убивать!!!!! *я плакать буду(((*
практически иллюстрация меня читающей долгожданную проду среди ночи =))
наверно я точно садист и извращенец потому что мне очень очень ОЧЕНЬ нравится это действо
вопрос: как после такого читать фики без пометки "осторожно: насилие" ??
К своему счастью Кю почти не смотрит телевизор, где вовсю транслируют рекламу сока с цветущим Чанмином под цветущими апельсиновыми деревьями (конечно же, ненатуральными). Эта грань очень остра, Кю почти физически больно ощущать ее, будто голыми ступнями по лезвию. Но с обеих сторон от грани - пропасть. В которую Кюхен безбожно проваливается, когда спит.
Ему снятся кошмары, каждый раз, когда он погружается в сон, а это не всегда происходит по ночам с его-то клиентурой, что предпочитает заваливаться к нему как правило после полуночи.
Его сны можно разделить на две категории. Первые - чисто по определению кошмарны. Ему снится Чанмин. В таких видах, позах и обличиях, что у Кю "утренняя" эрекция после пробуждения уж точно физически болезненна и это не психосоматическая боль. Даже кончая, в поту и приступах дрожи, Кю кричит от этой боли. Банни поскуливает - волнуется.
И после таких снов дилер долго приходит в себя. Он опять находится на грани.
Что лучше - так кончать, в одиночестве и ломке, или не кончать вовсе, дожидаясь, пока все-таки отпустит?
Чанмин присутствует и во второй категории снов. И вот это для Кюхена точно ад, самый настоящий. Там его нельзя даже потрогать, он удивительно красив, статен, чуть взрослее, чем есть. Он улыбается так, что сердце меняет место дислокации, предпочитает пятки. А глаза у него добрые-добрые, послы доброй воли в Нигерии - просто монстры по сравнению с таким Чанмином.
Кюхен при этом связан по рукам и ногам. Он не может не только трогать Чанмина, но и говорить ему что-то. Во рту натуральный кляп.
Позволено только скулить, когда этот полубог со своим миротворческим взглядом вдруг отыскивает пульсирующую вену на теле Кюхена. И вводит в нее иглу, не теряя улыбки.
Потом, когда Кю готов скрючиться, но не может, когда его затягивает героиновая бездна, когда он почти теряет сознание от страха... Чанмин заявляет:
- Таким ты мне нравишься больше.
И растворяется в воздухе, как призрак. Последней исчезает улыбка. И это мало похоже на чеширского кота. Это улыбка Шика.
Он никогда не заставлял Кюхена пробовать что-то с ним. Но с дичайшим постоянством твердил, что там лучше, там правильней, как было бы здорово, если бы они чувствовали это вместе. Разделяли рай на двоих.
Шик любил повторять, что их любовь не полноценна без этого чувства. Но никогда не заставлял, не требовал. И уж тем более - не принуждал к этому физически.
Кю знает, очень отчетливо, на уровне каких-то инстинктов, что никакого рая после смерти ему не светит.
Просыпаясь после таких снов, абсолютно асексуальным, но так же - в поту с головы до ног, дрожа и глотая воздух, выныривая в реальность, как из глубин, он очень боится смерти.
Он знает, что однажды так или иначе умрет - от старости, от своего образа жизни (что вероятнее с его-то профессией) или сам же себе поможет умереть, когда его психоз перерастет его самого и станет просто нечем дышать.
Кюхен боится не сколько забытья, неизвестности, ухода в никуда, без каких-то конкретных достижений в жизни. Он боится встретить там, куда может быть попадет, в преисподней - Шика.
И что может быть хуже, чем наблюдать вечные мучения когда-то любимого человека?
Если бы Кю был богом, он бы именно такой ад организовал самому себе. Хотя, если бы был дьяволом - вернее сказать.
А Чанмин все это время работает.
Перескакивает с таблеток на кофе, запивает все это алкоголем, заполняет после свои легкие дымом. Он снова самая востребованная модель, ему нужно успеть везде, менеджер не хочет терять ни одного контракта. Он хочет выдоить из Чанмина все, что возможно. И к концу зимы парень выжат, как никогда.
Он хочет спрятаться, даже наркотики уже не могут держать его на ногах, напряжение внутри него все нарастает. Ему никак не расслабиться, его тело все беспомощнее с каждым днем.
Когда он пробует подкурить сигарету, а его руки дрожат так сильно, что простое действие становится невозможным, нервы Чанмина наконец-то сдают. Такой истерики не припомнит даже его менеджер. Ему приходится вкалывать успокоительное, после которого Мин спит двое суток, как мертвый.
Еще неделю спустя его голова наполнена не мозгами, а ватой.
Чанмин не совсем понимает, как умудряется уйти незамеченным из своей квартиры. Как он оказывается перед той самой дверью.
И что он снова тут делает?
В его крови сейчас столько наркотиков, что можно разливать по мензуркам и продавать торчкам. А тело настолько слабое, что вряд ли выдержит игры Кюхена.
И, тем не менее – Мин стоит и тупо смотрит на гладкую поверхность.
Он не звонит, но через непонятное количество времени начинает раскачиваться и биться о дверь лбом.
Банни слышит этот стук первым. Поднимает морду с лап и напряженно вглядывается в коридор. Кюхен прислушивается и несколько минут не двигается с места, продолжает пить свой чай на каких-то успокаивающих травах, что не очень-то и помогают, потому что с них клонит в сон.
А спать Кюхену ой как не хочется. Кошмары его не оставляют, а к психиатру он, конечно, не пойдет даже под дулом пистолета. Надеется, что это пройдет? Возможно.
После смерти Шика и не такое происходило. Прошло же, за пять-то лет.
Он выходят в коридор вместе с догом, когда стук не прекращается.
Кю вглядывается в глазок и лишь каким-то чутьем понимает, что нечто, что с трудом даже разглядишь - это герой его кошмаров.
Дилер хватается за ручку. Она кажется ему острой, как и та грань, на которой он пытается выжить и не свихнуться окончательно. Кажется, что металл режет ладонь, а из раны бьет фонтаном кровь, как в дешевых ужастиках.
Кюхен открывает. И хватается за стену, когда видит Чанмина перед собой. Парень словно не осознает, что биться уже не обо что. Все еще раскачивается, как живой маятник.
Кю в буквальном смысле ловит его, но это сложно назвать объятием. Он просто не дает Чанмину упасть.
И, словно сталкиваемый с грани в одну из пропастей, затаскивает парня в квартиру.
Чанмин заторможено воспринимает реальность. Например - эти объятия становятся для него реальными, когда дверь уже закрыта за ним с громким хлопком.
Эти объятия обжигают. Чанмин вздрагивает, как от боли.
А потом заходится в слезах, которые не унять.
Он спокоен, не кричит и не бьется, как сумасшедший в истерике, но слезы не остановить. И напряжение уходит из организма с каждой слезинкой.
Мин не понимает, почему только в этой квартире может настолько расслабиться, чтобы отпустить себя и стать настоящим. Но ему все равно, по сути, почему.
Кюхен теряется. Он должен получать удовольствие от этих слез, вроде как должен, но с каждым новым всхлипом Чанмина, в Кю расцветает такая злость, что его начинает колотить.
И вот сам он готов раскричаться, сорваться на истерику и перебить половину дома собственного дома, собственными руками, чтобы хоть куда-то выплеснуть свое желание разрушать. Иначе злость разрушит его и без того пошатанное сознание.
Он злится, но не на Чанмина, что странно. Он злится, что Чанмин плачет не из-за него.
Что кто-то или что-то сделали ему больно. Это первый звоночек - собственничество.
Кю злится и на себя за это чувство, он снова на грани, он по-прежнему растерян, хоть и зол.
А потом вдруг снова что-то перевешивает, выпадает в голове подброшенная мысль-монетка. Орлом.
И Кю швыряет парня к стене. Они уже знакомы - его стена и спина Чанмина.
Дилер шипит:
- Успокойся! - потом с размаху бьет Чанмина по лицу.
Хотя именно так можно успокоить истерику, которой у Чанмина, в принципе, не наблюдается. Но так, оказывается, можно унять и собственную.
Ладонь горит после удара. Но становится немножко легче.
Чанмин закрывает глаза. Стоит, не шевелясь. Хоть в его позе и нет напряженности, но чувствуется, что парень собрался и готовит себя ко всему.
Поэтому даже не удивительно, что в его глазах читается вызов, когда он смотрит на Кюхена снова.
Мол, ну и что ты еще сделаешь?
А сам Мин не шевелится. И выговаривает тихим, хриплым шепотом:
- Спасибо. - приходит в себя.
Щека приобретает отчетливо красный цвет, выделяясь на фоне бледного лица. В общем, Чанмин совсем не похож на красавца из снов Кюхена, особенно, когда добавляет то, что итак видно.
- Я устал...
Он смотрит в пол и не может ничего добавить сверху, даже то, что хочется, то о чем думает. Например, что здесь его точно никто не будет искать, что ему нужен перерыв от всего хотя бы на день…
Что до странности доверяет только этому дилеру, который без сомнения вредит ему каждый раз, как они видятся. Но это не тот вред, на который Чанмин хочет обращать внимание.
Поэтому он молчит, не озвучивает ничего, вред и боль от этого человека как-то привычны и даже в чем-то приятны.
Кю прислоняется к противоположной стене и тяжело дышит, полное успокоение так просто не приходит, он о нем даже не мечтает вовсе, его давно нет этого спокойствия, много лет уже. Равнодушие - это все-таки нечто другое.
Кюхену хочется стать равнодушным. Одним махом, как по волшебству. Равнодушным к парню перед собой, сказать ему - ничего не знаю, и благодарности не нужно...
Но, конечно же, он тянет Чанмина в комнату, молча. Даже разуваться не просит.
- Не надейся, что я тебя пожалею. - говорит он, когда отпускает парня посреди комнаты. Догу очень хочется поздороваться с другом, потереться о его ногу, но он словно чувствует, что если подойдет к ним, нарушит их уединение, взвинченный хозяин его просто кастрирует. Собаки остро чувствуют злость. Злость хозяина - вообще святое.
- И не жалуйся, что устал. - эти слова Кюхен произносит, глядя в глаза Чанмина. Словно гипнотизирует. - Раздевайся. Для меня. Живо.
- Мне не нужна жалость...
Парень и сам начинает злиться под таким напором. Забывает, что бледный и помятый когда раздевается.
Ему даже в таком состоянии не привыкать щеголять голышом перед людьми, пусть он и не был в душе уже неделю, не до того было под успокоительным.
- ...только отдохнуть пару дней. - голос слишком тверд для уверенного в себе человека.
Ну, Чанмин и не дурак, чтобы так просто поверить, что Кюхен пустит его к себе. А куда еще пойти, он не знает. И совсем не уверенно добавляет:
- В отеле отследят.
- Тут тебе что - курорт? - Кю усмехается. И приказывает после: - На колени!
Разум Чанмина впервые за долгое время проясняется, зрение становится резче. В нос бьет совершенно непередаваемый аромат этой квартиры. Опасность, исходящая от Кюхена, будоражит чувства.
Чанмин оказывается коленями на полу, смотрит на него с опаской и азартным ожиданием.
- Так и сиди. - произносит Кюхен, словно псу.
Банни кстати тоже сидит, на своей подстилке у стены. И в его взгляде неподдельный интерес.
А Кю уходит в спальню, где Чанмин еще ни разу не был, словно проход туда означает нечто большее, чем то, что сейчас между ними происходит.
Когда он возвращается, в его руках практически богатство - кляп, плетка и все тот же вибратор. Алый.
- И вот сегодня мы поиграем... - обещание почти сладкое. И шарик, что оказывается во рту Чанмина - тоже сладковатый на вкус.
В чем Кю умудрился его измазать - загадка.
Для самого Кюхена сейчас загадкой является голый парень на коленях, что измучил его в снах. Размахом плети по коже спины, Кю мстит ему.
Телу парня все это не нравится.
Слишком много дурмана и мало еды, да даже простой воды оно получало за прошедшее время.
Но Мин выжидает. Его разум, несмотря на дурман - в предвкушении.
Первый удар плетью оказывается неожиданным.
Свист, затем боль.
Чанмин мычит за кляпом:
- Какого черта?
Но звуки не сложить в слова.
Вскоре спина горит и до сознания доходит тепло от горящей и раздраженной кожи. Чанмин прикрывает глаза, стонет сквозь кляп и еле удерживается на коленях.
Кюхен размахивается резко, но не часто. Он наслаждается разглядыванием красных следов на белой коже, остающихся после ударов. И время для него сейчас замедляет свой бег.
Это определенно какой-то каннабиноидный приход, воздух тяжелеет, но кажется что только такой и нужен для дыхания.
Собственные слова отрывисты и тяжелы, как удары.
- И не вздумай упасть. Иначе будет ооочень больно.
Чанмин представляет себе это. И ему достаточно представлений.
Но колени будто издеваются, дрожат. Мин падает на задницу.
Тут же оборачивается и с испугом смотрит на Кюхена сквозь прилипшие к лицу пряди волос.
И в глазах, помимо испуга, туман наслаждения, настолько густой, что можно заподозрить парня в саботаже.
Кюхен, которого только немного начало отпускать, моментом взвинчивается до красной пелены перед глазами.
Размахивается настолько сильно, что плеть рассекает кожу на груди Чанмина. И даже руке Кю невыносимо больно в этот момент.
- Я же предупреждал!
Новый удар поверх глубокой царапины не заставляет себя ждать.
Чанмин вздрагивает и кусает мячик у себя во рту. Впервые с момента начала этой игры пробует отстраниться, мимолетно и разово. И соображает, что не поможет.
Затем крепко зажмуривается и старается показать, что виноват. Распрямляется, сжимает руки в кулаки, больше не падает.
Когда открывает глаза, то как под гипнозом смотрит на рассеченную кожу. Это никакой грим не скроет.
Чанмин уповает на фотошоп, иначе менеджер его с потрохами съест.
Распробовав его безмолвное раскаяние, Кю довольно рычит. Как лассо накидывает плеть ему на шею, подходит вплотную, заставляет смотреть на себя снизу вверх.
- Можешь не переживать. Мало тебе не покажется. - еще раз обещает, снова сладко.
Его эмоциональное состояние - как маятник. То чернота, то почти что белый свет. И улыбка следом. Впервые в жизни он улыбается Чанмину, словно и этим что-то обещает.
А потом вдруг затягивает петлю у него на шее.
Кюхен не стремится каждый раз делать с парнем что-то новенькое. Хотя хотел бы попробовать с ним все. Он делает, что уже распробовал, что привело его самого в экстаз.
И сейчас в довесок к медленному удушению, Кю свободной рукой зажимает нос Мина, оставляя без дыхания вовсе, ожидая во взгляде той самой искорки панического, настоящего животного страха от лишения кислорода.
Чанмин ведь из-за кляпа даже рот шире раскрыть не может.
Ему не долго приходится ждать.
Когда воздуха по-настоящему начинает не хватать, Чанмин не просто дергается. Он еще и вцепляется в бедра дилера. Его бьет дрожь, а тело самопроизвольно борется за жизнь, старается спасти глупого парня, который даже сейчас не думает о спасении себя, его действия чисто механические.
Кюхен видит то, что хочет, чувствует насквозь.
Этот взгляд и эти пальцы, вцепившиеся не только в ткань брюк, но и в кожу - это манна небесная, ему по-настоящему хорошо, легко и правильно.
Но он не собирается лишать парня жизни.
Он позволяет ему сделать всего один вздох.
А потом толкает на пол, заставляет упасть. И в его руках было не все, что он принес с собой из комнаты. Из кармана штанов появляется нож.
Это то, что Кюхен видел во сне несколько дней назад. Все, как во сне.
Чанмин на полу, щелчок открывшегося лезвия, а потом вопрос, на который Кю знает ответ, он же уже переживал это. Но этот вопрос так важно озвучить для Чанмина, ведь ему это все впервые:
- Сколько раз я уже имел тебя? Ммм? - Кю усмехается. - Четыре? М... Почти пять. - сам себе отвечает.
Схватив Мина за волосы, заставляет наклонить голову. Там, под волосами, за ухом, идеальное место для отметин. Для выражения проснувшегося собственничества.
Кюхен крепко держит его голову, усевшись на груди. И результаты встречи лезвия и кожи не длинные. Но глубокие. И их пять.
Одна полоса за другой.
Боль от порезов кажется ничем, по сравнению с недавними ощущениями от плети.
- Ммм... - парень стонет и мычит за кляпом.
Это "почти пять" будоражит.
Мин тянется к этой дозе нового кайфа, после которого голова будет пустой, тело легким и не будет никаких проблем, кроме как спрятать эти отметины от глаз менеджера и стаффа.
Он вскидывает бедра и пытается дернуть головой.
По сути Чанмин не любит шрамы, это одна из причин по которым его прихоти никогда не затрагивали иглу. Но над ним Кюхен. Он словно стремится изувечить его тело везде - и снаружи, и изнутри.
Чанмина колотит. Под градом внешнего воздействия его «любимый, дорогой» уже не справляется. Ему нужна новая доза, эта жажда проскальзывает во взгляде, они становятся заинтересованными в прихоти больше, чем в боли.
Дилер отлично знает, что это за взгляд. И он не удивляется. В том сне Чанмин просил его о дозе. Она у него с собой.
Пока по шее парня медленно ползут ручейки крови, Кю отстраняется, снова усаживает Мина на колени, снимает кляп и высыпает из пакетика на ладонь горстку кокаина. Он угощает его прямо с ладони.
И его руки не дрожат.
Он застывает перед парнем, как статуя Бога, позволяя ему самостоятельно разделить угощение на дороги и втянуть через нос - карточка и банкнота в другой руке.
А Мин дрожит, еще как.
Волосы слипаются от крови, он поворачивает голову и понимает, что часть их присохла к полосам. Они саднят, перед глазами плывет от новой дозы и адреналина…
И находит себя уставившимся на Кюхена.
- Зачем?
Из-за своих прихотей он всегда становится чуть более безрассудным, не считающимся с последствиями своих поступков. А еще, когда нет жажды, тускнеет страх.
- Что? - уточняет Кюхен и дотягивается до вибратора, что ждет своего часа на полу.
- Зачем ты пускаешь меня? И это…
Парень не касается порезов, но по повороту головы ясно, что он имеет в виду.
- Мне нельзя иметь отметины на теле, даже татуировки. - он словно провоцирует и снова нарывается. А может хочет поперечить, только не знает, как.
- Ты платишь мне за то, что получаешь.
Кю сразу находит ответ, который для него самого яснее ясного.
Чанмин снова оказывается лежащим на спине, с помощью толчка коленом в грудь. Кю укладывает его, как куклу. Опускается, практически снисходит к нему, нависает сверху.
- Ты просто платишь мне. Шлюха. - и с этим словом, таким подходящим ситуации, Кю вводит в него головку вибратора насухую.
Мин успевает открыть рот для ответа, но не успевает ничего сказать. Он ударяется спиной о пол так, что воздух из груди выбивается. А потом не до разговоров, если только не провокационных. Но Чанмин уже не уверен, что хочет провоцировать.
Хотя, не хочет и молчать.
Он смотрит на Кюхена, глубоко втягивает воздух, расслабляется, двигает бедрами. Прихоть в крови требует активности. Мин проявляет свое своеволие хотя бы тем, что поднимает руку и касается кожи за ухом дилера. Ведет по ней подушечками пальцев, повторяет узор, что теперь скрывается под его волосами.
Как бы говоря, что шлюх не метят. И смотрит в лицо Кю с вызовом.
Самое любимое действие для Кюхена - хватать Чанмина за волосы. Он снова сжимает пряди, схватив. И припадает губами к тем самым отметинам, которые только перестали кровоточить.
Засасывает кожу и глухо стонет, не отрываясь.
Он не чувствует себя как-то по-вампирски сейчас, ему вообще параллельно до этих существ. Но он чувствует на языке вкус крови. И это лучшее, что он пробовал в жизни. Вибратор резко оказывается в Чанмине до самого конца. И Кю включает его на последнюю скорость.
Чанмин стонет, сперва - словно специально, на публику, потом закидывает ногу на Кюхена. И стоны уже полны неподдельного удовольствия. Не от прихоти, а от происходящего.
Чанмин сейчас слишком худой и он измотан, но тело наслаждается чужими руками.
Мин сам на мгновение начинает чувствовать себя шлюхой. Но не грязным отребьем из переулка, а дорогой валютной проституткой, которую любят исключительно на атласных простынях под тяжелым балдахином над головой.
Мин смеется, приподнимает бедра над полом и снова стонет. Он вспоминает, что секс - это не всегда больно, как бы губы Кюхена не заставляли верить в обратное, бередя порезы.
А Кю рычит. Стоны Чанмина на него действуют сейчас, как и его кровь - ему снова мало, мало того, что он делает, слишком тесно в этом сексе какой-то неторопливости и вот этому смеху. Кю спихивает ногу парня с себя и рывком переворачивает под собой, как игрушку.
Тянет за волосы, слышит хруст шейных позвонков. И снова пытается оказаться в Чанмине еще и членом. Это так мучительно каждый раз. Но, когда все же получается - так потрясающе горячо!
Кюхен в мгновение теряет способность следить за своими репликами.
- Моя... шлюха... - и вбивается в Чанмина под аккомпанемент все еще вибрирующей в нем игрушки.
Обманывать, что не больно, Чанмин бы не стал. Но это уже привычно. Он все еще смеется, давится воздухом. Дыхание перехватывает.
Мину все равно, как его используют, пока он не получает от этого что-то сам, даже если это не всегда то, что хочется.
Сейчас он приподнимает бедра над полом, сжимает член Кю и вибратор в себе, словно решил добавить неприятных ощущений. Упирается локтями в пол, а голову старается повернуть.
Увидеть наконец-то лицо Кюхена.
Мин хочет увидеть, какое у того выражение лица, когда он трахает его. Это желание сродни жажде, оно необходимо. Но Кю не собирается показывать лицо, тем более, когда его собственные слова отголоском звучат в его обостренном сознании, когда он понимает, что признал это вслух…
Это хуже, чем думать о том, что Чанмина хотелось бы назвать своим. Хуже - действительно назвать. Так искренне, так лаконично.
Кю вжимает его щекой в пол. Ворс паласа жесткий и совсем не походит на атласные простыни. Кюхен снова рычит и вколачивает в палас еще и Чанминовские бедра.
Парень всхлипывает, когда его член прижимается к жесткому ковру. Кожа трется о ворс до раздражения, задница наконец-то болит, растянута до предела.
Чанмин не уверен - не порвал ли его Кюхен и в этот раз.
Но он хочет оставаться спокойным. Лежит, уткнувшись лбом в ковер, крепко зажмурившись.
Изредка всхлипывает и стонет.
И уже не старается принять в происходящем участия.
Его снова начинает отпускать.
Организм бунтует вплоть до тошноты. Тело придумывает вздрагивать. Сперва дергаются бедра, затем и плечи, дыхание вновь становится прерывистым. Чанмину уже не хорошо от боли, без прихоти она оказывается невыносимой.
Звуки, вырывающиеся из груди Кю, похожи на крики умирающего животного. Это почти соответствует истине - Кюхен кончает, вбиваясь в Чанмина, он отдает последним движениям бедер всю жестокость, он не жалеет задницу парня под собой ни капли.
Но потом, когда выскальзывает из него и вынимает вибратор, затолкнутый в процессе действительно целиком, Кюхен почти скулит.
Он сползает ниже по паласу, вводит в растраханный анус парня два пальца - так легко и плавно. Вытаскивает их, перепачканные в крови и сперме.
Снова разворачивает Чанмина на полу, резко подтолкнув под бедро.
Он валяет его, как хочет. Но это зрелище Чанмин должен увидеть - Кю облизывает пальцы и его глаза, кажется, лишаются радужки. Одни расширившиеся зрачки смотрят на Чанмина. Кю даже не моргает, запуская пальцы в рот, обсасывая их.
И ему не кажется – он сам видит то, что происходит. Отражается в глазах Чанмина.
Парень замирает, когда видит это.
Ушедшее возбуждение возвращается еще более болезненным оттого, что неудовлетворено.
Чанмин скулит и Банни в этот момент, наверное, стыдно, потому что он так не умеет. А Мин ко всему еще и приподнимает бедра над полом. Шипит от боли, падает задницей на пол.
Через секунду он обхватывает свой член рукой, резко проводит по всей длине…
Хватает пары движений, чтобы кончить. Видеоряд оказался неплохим афродизиаком.
Кюхен любуется этим, позволяет себе зависнуть над кончающим парнем, приоткрыв рот, наблюдая за процессом.
Затем он словно выдергивает себя из первого ряда на нашумевшем спектакле и падает на спину сбоку от Чанмина. Зажмуривается и не двигается.
Только грудная клетка вздымается от частых вздохов. Сердце пробивает ребра. И в голове бесятся мысли, одна за другой, такие нелепые, такие короткие и несвязные. Через пару минут - уже не мысли вовсе. А ряд картинок-галлюцинаций.
Кюхен их видит, не открывая глаз.
Чанмин приподнимается. Его голова успевает начать трещать, а тело деревенеет от судорожных болей. Он выдергивает Кюхена из его миров простым тычком в бедро.
И хриплым заявлением:
- Мне нужно еще.
Чанмин не признается никому, что сейчас ему нужно больше кокаина, чем когда они познакомились, иначе работа загонит его в могилу совсем молодым.
Он морщится, он не признает этого вслух, но себе не врет. Понимает, что без его прихоти ему уже не жить.
Даже секс, который с Кюхеном умудрился снова превратиться просто в секс, а не в работу, чтобы к нему ни привело - и тот с ходу меркнет перед жаждой.
Где-то там, в ногах, лежат штаны Кюхена, что сползли с него в процессе происходящего. Он нехотя тянется к ним, шарит по карманам, вытаскивает пакетик с кокаином. И протягивает парню. Слов у него снова нет.
Большая, новая порция порошка распространяется по организму. Чанмин удовлетворенно вздыхает. Это тоже сродни оргазму.
- Хорошо… - он шепчет и может сидеть, не кривясь, как по волшебству.
А потом смотрит на парня на полу. И спрашивает:
- Почему ты трахаешься со мной? Почему ты ненавидишь меня и все равно трахаешься со мной? Мне ведь это нравится. - усмехается так, словно их роли поменялись и теперь он стремится оторваться, добавить Кюхену боли.
Дилер не отвечает, ответы формируются сразу же после услышанных вопросов. Но он молчит. И его взгляд леденеет, когда он снова смотрит на Чанмина, продолжая лежать.
Чанмин расшифровывает этот взгляд, насколько может. И его ухмылка насыщается.
Но он благоразумно молчит, не хочет оказаться голый на лестнице в этом неблагополучном районе.
Он лишь добавляет, когда с трудом доходит до двери:
- Хотелось бы знать...
А потом по стене доходит до ванны.
Сейчас Мину необходим душ больше, чем что угодно еще в этом мире. И стоя на коленях на дне ванны под струями воды, Чанмин думает - почему так?
Почему ему интересно что-то знать о том, кто трахает его?
Почему Кюхен так реагирует на вопросы?
Почему ненавидит его, но берет с завидным постоянством?
Мин сбивается с мыслей и шипит, когда вода попадает на порезы. И это тоже беспокоит Чанмина. Почему Кюхен так хочет врасти в кого-то вроде него?
Ненавидимого.
Он просто не может встать. Ведь он падает.
Грани больше нет.
И дна у пропасти - тоже.
Чанмин выходит из ванны голый и мокрый, он не может взять ни полотенце, ни халат без разрешения.
Он смотрит на Кюхена, останавливаясь у его ног.
Еще за закрытыми дверьми ванны он снова залез в пакетик, что Кюхен дал ему. Еще порадовался, что так много.
А теперь он стоит и не понимает, что ему делать.
Когда думать и выбирать надоедает, Мин ложится с дилером рядом, прямо на пол, медленно подтягивает колени к груди и смотрит на его профиль.
- Ты классно трахаешься. - говорит Кюхен. Запоздало отвечает на вопрос.
Молчание может выдать его. Но голос у него совсем не убедительный. Там один пафос. А под словами нет никакого смысла. «Классно» - это не о них. Даже «трахаешься» - тоже как-то не совсем то.
- Да…
Мин выдерживает паузу после. Его качает даже лежа, слова подбираются с трудом.
- Но почему я? - он тянет руку вперед.
Касается локтя Кюхена.
Он хочет, чтобы тот повернулся, хочет видеть его глаза, они честнее, также как и у самого Чанмина.
- А почему ты сидишь на коксе, Чанмин?
Он добивается своего. Кю поворачивает голову. И смотрит на парня рядом с собой насквозь пробивающим взглядом. Еще и называет его по имени.
- Потому что забыл, как без него жить. – шепчет парень в ответ.
Он не отводит взгляда, почему-то думает, что здесь его поймут и обхватывает свои голые плечи, по которым разбегаются мурашки от такого простого обращения.
- Я такой же слабак, как и ты. - говорит Кюхен и закрывает глаза.
Но Чанмин возражает.
- Я не слабак! Я просто не мог по-другому, а ты можешь. - он очень уверенно это произносит.
Кю не собирается признавать его правым. И возражает в свою очередь, не менее уверенно, четко, но не открывая глаз.
Как будто отрезает от длинной мысли по каждому слову. Отрывисто.
- Ты жалкий и ничтожный слабак, Чанмин. И не оправдывайся. Я вас много таких видел. Ты просто не хочешь отказываться от кайфа, к которому привык. И не хочешь понимать, к чему тебя это приведет. И искать какой-то другой смысл ты просто тоже не хочешь. Хотя нет вас бывших, бывших торчков не бывает. Вы в любом случае срываетесь. И жалким ты стал сразу, как только первый раз попробовал. Автоматически. И сдохнешь ты с этим.
Чанмин переворачивается на спину, кладет руку на лицо, скрывает глаза за запястьем. Он шумно дышит, но через пару минут говорит:
- Я знаю. Это ничем не хуже, чем загнуться от старости, скрюченным артритом и в маразме. - усмехается, кривит губы в улыбке.
И не понятно - с чего откровенничает.
Может быть в ответ на правду, которую ему так выплюнули в лицо. Первый раз за все их знакомство Чанмин так словоохотлив.
- Я знаю, что сам выбрал эту дорогу и мне хорошо с этим... ясно? Мне хорошо каждый раз! Когда мир становится четким, боль пропадает, и я могу работать неделями. Я ведь работаю, а ты что делаешь? - в ответ бьет он также впервые. - Ты похоронил себя тут еще живого. Я не хочу оправдываться, но не тебе меня судить. - он хрипло вздыхает, но упрямо продолжает: - Не тебе.
Слушая его речь, Кю дергается, как при судороге, один раз, прикусывает язык, чтобы не вскрикнуть: «Заткнись!» и дослушать до конца.
А потом с прежним пафосом, глядя в потолок, заявляет:
- Я же сказал. Я такой же как ты. - его слова снова пусты.
- Мы сравняемся еще не скоро. - произносит Чанмин и садится. Медленно встает. - По крайней мере, я не убегаю… от себя.
Пошатываясь, он доходит до дивана, его глаза не закрываются, но тело вымотано. Диван - это лучше, чем пол, здесь и плед есть.
Чанмин закутывается в него и дрожит. Смотрит на Кюхена, кусает щеку с внутренней стороны, чтобы замолчать.
Ему так хочется докопаться до того, что у Кюхена внутри. Хотя, если подумать, ему ведь никуда не сдалось его доверие.
Кю снова молчит.
В дверь наконец-то звонят, впервые за ночь. Дилер поднимается, натягивает штаны по дороге и произносит одно слово:
- Предатель. - оно адресовано догу, что повиливая хвостом приходит к дивану и усаживается, глядя на Чанмина взглядом, просящим - погладь или поиграй!
Кю хлопает дверью, разбирается с клиентом. И больше в комнате не появляется.
В эту ночь Чанмин засыпает у дивана с собакой в обнимку. Банни теплый, Мин не видит в этом проблемы вплоть до утра.
Просыпается он рано и от него несет псиной.
- Черррт! - он морщится, хватается за голову, что снова раскалывается, потом встает.
Ноги снова подводят, приходится похлопать по ним несколько минут, прежде чем они решают донести хозяина до окна. Там Чанмин задергивает шторы и вздыхает с облегчением. Свет больше не режет глаза.
Затем идет на кухню, замотавшись в плед, роется по ящикам.
Впервые за год завтракает только кофе, без прихотей. Полпакетика кокаина все еще лежит в ванной. Чанмин нервно барабанит пальцами по столу в ожидании вспышки боли, когда уже точно придется идти туда.
А пока будто стремится что-то кому-то доказать - упрямо пьет свой кофе, морщится от запаха псины и держится от ванны подальше.
Банни приходит за ним в кухню, садится у пустой миски. Смотрит, мол, как так - сам ешь, а мне не даешь? В буфете, где стоит пачка с его кормом, на верхней полке красуется фотография.
Эта самая кухня, подоконник. Шик держит смеющегося Кюхена за талию, того складывает и сам Шик откровенно счастлив на этом снимке. Без искусственных добавок к счастью. Это единственная в доме фотография бывшего сожителя.
В данный момент Кю крепко спит у себя в спальне.
Чанмин долго оглядывается, пока наконец замечает пачку с кормом. Берет ее и насыпает Банни полную миску. А фото замечает только, когда ставит ее на место.
Чанмин совсем пацан, в отличие от парня на фото, но он не дурак. И он понимает, насколько они похожи.
Чанмин усмехается и говорит:
- Так вот оно что!
Банни поскуливает от миски и продолжает хрустеть кормом. Но Чанмину не слышно. Его тихая гавань в шторме. И его несказанно бесят двое парней с фотографии.
Кюхен не собирается просыпаться, так как уснул с этими ночными посетителями всего три часа назад. Первый раз за столько недель он не видит снов вообще.
На удивление, Мин не делает глупостей, не выкидывает рамку, не разбивает ее, даже дверцу буфета закрывает и фото ставит на место.
Но злость клокочет у него внутри.
И после недолгого визита в ванну, парень идет к спальне, открывает дверь и тихо подходит к кровати.
Смотрит на спящего, осторожно тянет с него одеяло. Кюхен спит в трусах, Чанмин стягивает и их.
И сразу берет член в рот. Начинает сосать, прислушиваясь ко всем звукам от спящего.
- Шикки, прекрати... - Кю не осознает происходящее, но явно путает реальность и былое, просыпается...
Улыбаясь, запускает пальцы в волосы парня. Это вовсе не та хватка, к которой привык Чанмин.
Это настолько нежный жест, что Кю сам переполняется собственной же нежностью.
- Шикки... - и улыбается.
Улыбается еще до момента, как открывает глаза.
И его парализует.
Чанмин смотрит на него исподлобья, продолжает сосать. Его взгляд жгучий и полон эмоций, такой мало кому достается. Но он не тормозит, напротив - круче с каждым разом забирает член в горло, доводя до оргазма…
И рука Кюхена летит от его волос в сторону, потому что Чанмин отталкивает ее. Кю не может вернуть челюсть на место, так и лежит, с приоткрытым ртом, расширившимися глазами и смотрит на Мина.
Дышит все чаще, но не пытается вернуть руку в его волосы, нелепо, не хочется, ни к чему. А потом, когда кончает, не может даже толком застонать, но глаза закатываются, а сознание покидает тело. От перегруза.
Чанмин глотает все до капли.
Выпускает его изо рта, садится на постели в ногах у отключившегося парня, вытирает губы тыльной стороной ладони. Он долго смотрит на него, но в итоге все равно одевается, не торопясь.
И даже не заглядывает в спальню, когда уходит, прихватив свою "плату" из ванны.
Мин не старается разобраться - обижен он или зол.
Он просто не был ничьей заменой. И не будет.
Он ушел от этого из дома в свои пятнадцать. И сейчас уж тем более не собирается вспоминать, каково это.
Авторы, спасибо!
У меня даже слов нормальных нет. Так всё прекрасо =)
Хочу продолжения =3
А ещё, Намико безнадежный оптимист и хочет хэппи энд. Хотя, сомневаюсь, что в таком сюжете он возможен. Но я хочу ^^"
Хотя, лично я не против)
Аечка, Кюхена ты пишешь?
как я поняла,он никогда не был и не будет заменой кому либо,из-за этого из дома ушелО_Окороче не хочет он быть заменой этому Шику.
так вставило.даааа
спасибо за проду,ждем еще
ава классная, я просто имела ввиду может Чанмин младший брат этого Шика?
спасибо)
я просто имела ввиду может Чанмин младший брат этого Шика?
аа я не про то подумал)
в этой мысли что то есть...
жутко интересно кого им пытались в детстве заменить
Старший брат всегда был страшим. Ему доставалась любовь, надежды и привилегии.
Но он их не оправдал.
После той страшной аварии, где гордость семьи, напившуюся в дрова и севшую за руль, не могли собрать по кускам, Мин разом из запасного варианта превратился в наследника. Часы с гравировкой "Любимому сыну" достались ему.
И вместе с часами на него навалилась куча педагогов, придирок и упреков.
Сутулится, английский ужасен, волосы в беспорядке, рубашка та же, что и вчера...
Отец и мать, пережившие страшную трагедию, словно не желали больше жить в счастье и мире.
Их идеальный сын погиб по совершенно не идеальной причине. Казалось, что они решили отыграться на младшем, восполняя все, что упустили в воспитании первого. Чанмин выдержал всего год…
А потом случился его первый косяк на заднем дворе школы, плохая компания прилагалась… Это своеволие и трава – единственное, что позволяло забыться. Хотя ни трава, ни потом уже таблетки, ни гнев отца, не смогли удержать Чанмина, когда появилась лазейка из расписанной на десятки лет вперед жизни идеального наследника.
Его заметили на улице и предложили подписать контракт с одним из крупнейших модельных агентств. Подсунуть разрешение отцу на подпись труда не составило.
И в пятнадцать Чанмин сбежал из дома, оставив лишь записку.
Но светлое будущее оказалось не таким уж и светлым.
Менеджер-хен, который доставал Чанмину таблетки, лишь бы тот лучше работал, требовал все больше.
Потом в ход пошел крэк.
На 16-летие Чанмин получил в подарок медальон, полный кокаина.
Шоу-бизнес быстро научил его, как скрывать свои прихоти, как сосать и уговаривать сексом. Это стало частью его работы.
И, несмотря на способы, Чанмин оправдывал надежды менеджера.
В семнадцать он стал широко известен. Его гонорары стали взрослыми. А пережитое за эти несколько лет – не каждому пенсионеру удастся похвастаться подобным.
Он смог всего этого добиться сам, без отца.
Тогда, убегая из дома, он решил, что не будет заменой брату. И с каждым днем укреплялся во мнении, что и сам проживет. Лучше такой будет его жизнь, чем там, дома, в роскоши, чистоте и деланном благородстве.
Лучше своя. Чем чья-то.
Весна аккуратными шажочками наступает на город, раскрашивает его цветами, пока еще не яркими. Зима не сдается. Повсюду лужи, грязный снег и доказательства того, сколько же в городе собак.
Кю же за это время леденеет все больше. Он почти не разговаривает с клиентами, даже с госпожой Хван здоровается через раз.
Он выбирается в центр как-то днем, солнце бликует на его черном капюшоне, цепляется лучиками за плащ, словно хочет снять, но Кю упрямо прячет лицо и обходит лужи. Ему нужна новая обувь, старые ботинки совсем не к черту.
Кюхен похож на шпиона уходящей зимы, проверяющего – остались ли ее сторонники.
Хотя он не смотрит в лица, тем более - не улыбается. Даже обаятельной продавщице, помогающей ему выбрать обувь.
Он возвращается домой пешком... И сталкивается взглядом с Чанмином. Нет, не настоящим. Парень смотрит на него с плаката, все тот же сок, только теперь вместо апельсинов - яблоки. Кюхен долго изучает рекламу взглядом, исподлобья, хотя плакат огромен и парень на фото в три раза больше оригинала.
В этот момент дилер понимает, что все это время отказывался от новой правды - теперь-то парень точно не придет.
До Кю наконец-то доходит, почему. Что произошло месяц назад.
Он вспоминает это в деталях только сейчас... И становится нечем дышать.
От плаката он почти убегает. А вот ступеньки до своего этажа проходит в новой обуви, считает каждую, как некоторые его клиенты.
Закрывая дверь, Кюхен благодарен только за то, что весь этот месяц так же крепко спал, без снов вообще. Но теперь снова боится засыпать.
Все его вроде бы уже разложенные по полочкам банки с тараканами удваивают количество. Точнее сказать, тараканы в них множатся со скоростью звука, размножаются и практически не стесняются делать это, в общем-то, у Кюхена на глазах.
Терять Шика было больнее. Но потерю Чанмина Кю считает просто нечестной.
В жизни Чанмина за это время ничего не меняется - менеджер дает ему все, что парень хочет, пару раз даже приглашает проститутку, чтобы снимала напряжение с его подопечного. Может, виной тому, что работает Чанмин теперь, как целая упряжка ломовых лошадей. Как будто делает это кому-то назло…
Или потому, что парень в преддверии своего восемнадцатилетия обзаводится тяжелым взглядом, как у взрослого мужчины и, уже не стесняясь, орет на менеджера, пусть тот гораздо старше его. Орет без страха, публично, отстаивает свои интересы. Ему все равно, что о нем подумают.
После того, как одна из дорогостоящих фотосессий срывается именно по этой причине, сначала происходит крупный скандал. А потом в деловых отношениях образуется нейтралитет.
Все как обычно, пока в один из дней фотограф, что снимал Чанмина для зимней коллекции в парке под окнами квартиры Кюхена, не объявляет, что новую весеннюю коллекцию он хочет снимать в том же парке. И пес обязательно должен быть тот же.
Чанмин ошарашен.
Он спорит.
Но фотограф четко стоит на своей идее и концепции, которую должен объединять именно черный дог.
И именно тот самый, ведь у них с Чанмином такой коннект, по его словам.
Парень матерится в своей гримерке. Он прекрасно понимает, что девчонка из стаффа уже направлена к Кюхену с деловым предложением. Он же сам выдал ей адрес.
Кюхен поражен, когда видит на пороге ту самую девушку. И не успевает спросить, какого черта ей собственно надо, и того ли черта? Не ошиблась ли она дверью? А если не ошиблась, сколько она готова заплатить за дозу?
Да, это глупо, но это все, чем живет Кюхен, особенно сейчас, этой чертовой весной, которая бесит всеми своими признаками.
Новыми снами, которые не кошмарны по определению, но еще хуже для Кю. В них все так приторно нежно с Чанмином, что лучше бы уж он ему по-прежнему героин в вену вкалывал, чем так целовал и шептал на ушко, какой Кюхен прекрасный.
С этим чертовым солнцем, от которого Кю прячется за занавесками, причем постоянно, даже на кухне.
С этими первыми листиками в парке…
И даже Банни, что завел себе подружку - пушистую лайку с пятого этажа, Кюхена бесит.
Меж тем девушка сама с порога все говорит. И Кюхен, пораженный еще сильнее, не может ей отказать.
Спустя неделю после приготовлений, он сидит на качелях в парке в назначенное время, ждет. А Банни бегает по сухой земле с пробивающейся травой со своей пушистой возлюбленной. Та так звонко тявкает, что Кю хочется зашить ей пасть. Но, конечно же, он сдерживается.
Чанмин прибывает на место съемок вместе с командой. Пока устанавливается свет и готовится площадка, Мина гримируют.
Банни чует старого знакомого и подбегает здороваться.
Чанмин гладит пса под визг своей гримерши.
- Ты подружку завел?
Мин даже смеется, ведь пес гавкает, словно понимает вопрос. Но вдруг спина Чанмина деревенеет. Он оглядывается по сторонам, точно только сейчас вспоминает, что у Банни есть хозяин. И он должен быть где-то поблизости.
«Интересно, - думает Кюхен, глядя на парня с качелей. - Какого черта этот их стафф выбрал той зимой именно этот парк?»
Да, он конечно красивый. Но район здесь - господи прости. Или это не каждому известно?
Кю отталкивается ногами от земли, раскачивается. Гримерша замечает его раньше Чанмина. И прибегает поздороваться, ей ничего не мешает.
Кюхен говорит ей, что простужен и не подойдет ближе. А потом просит закончить побыстрее.
Мин видит его, долго смотрит в сторону качелей. В сгорбленной фигуре с капюшоном на голове Кюхена признать очень сложно, не знал бы – кто, прошел мимо, не заметив.
Фотограф командует начало и Чанмин погружается в работу, он неестественно улыбается, двигается и даже Банни не может его расшевелить.
Менеджер недоволен, команда недоуменно переглядывается, а Банни, пока незадачливого человека отчитывают, вновь бегает со своей лайкой.
Она и правда звонкая. Ее лай – единственное, что перекрывает крики фотографа.